Как норвежец и думал, чемодан красовался у стены, прямо при выходе (верно, чтобы либо принять датчанина, либо выставить вон было бы удобнее), ну а кровати, как ни ужасно, сдвинуты у окна.
Лично сам Дания как наивный идиот не мог подозревать, что Кетиль может спихнуть его за борт. Ну как такую тушу спихнешь? Так что с некоторой наглой уверенностью думал о "прекрасных" деяниях, которые несомненно могли бы увлечь его в ближайшее время. Хотя он прекрасно знал, что приставания к Норвегии чреваты  последствиями, и при том не исключено что летальными для бедняги Фабера.
Деликатно так открыв дверь карточкой и пропустив норга вперед, он уже заглядывал в саму каюту. Интересно же, какими замечательными бонусами на типе мини-бара или же плазменного телевизора она может обладать.
Вообще Дании в некоторой степени было тоскливо. Бывало так, что он иногда погружался в такую неясную печаль, а сейчас он лишь чувствовал липкое и холодное чувство тоски. Попытавшись отогнать от себя всякие мысли, он своеобразно пришел в норму, когда посмотрел на макушку Норвегии. Что говорить о том, что датчанин почти всегда расплывался в улыбке, когда смотрел на предмет своей страстной любви? Мысли о том, какой Кетиль хрупкий милый и прочее весьма радовали Эрика, а потому он все чаще и чаще думал об этом, если уж не мечтал о чем-то более откровенном.
Усталость и эгоизм правда, брали свое, так что Дания еще раз подумал о том, как он, прекрасный и замечательный, устал за эти дни.

Вообще, Дания с некоторым спокойствием вслушивался в шум, тот, что был снаружи. Ему нравилось море. Нравился океан. Они были красивыми и такими разными всегда. Где бы Дания не побывал, он всегда подмечал красоту разных мест. К примеру у Шотландии ему нравились бесконечные зеленые поля и горы, которые касаются неба. У Сэйшелов было восхитительное небо, Франциск всегда нравился тем, что у него замечательные звезды, ну а территория Кетиля была сама по себе великолепна. Хотя, конечно, Фабер не забывал о себе любимом. Этот звук прибоя напоминал ему пошлое. Далекое, болезненное и славное одновременно.
Только датчанин уже хотел отдаться воспоминаниям и легкой такой, совершенно дебильной ностальгии, как услышал то, чего вообще не ожидал. Приглашение. Да, это было такое приглашение, простое, очевидное и вообще даже руки протянули. Предательская дрожь пробежалась между лопаток Эрика, и тот как обычно не смог сдержать улыбки. Только на этот раз это была не широкая улыбка, будто бы растянутая на всю рожу, а скорее что-то скромное и вежливое.
Подобравшись к Кетилю, Дан нагнулся, смотря на него сверху вниз. Он не раз признавался себе в том, что ему безумно нравятся эти глаза. Пожалуй, если бы они были морем, я бы утонул в них. Странная для Фабера, непривычно романтичная мысль пронеслась в голове, пока тот с некоторым смущением, явно видным лишь на покрасневших щеках, смотрел на норвежца.
Что только Дания себе не воображал. Дело в том, что в военном деле он был, пожалуй, мастером. Надрать кому-то зад и выбить зубы - всегда пожалуйста. А вот в делах касающихся любви, все было намного сложнее. Слишком шумный, активный и вообще неумелый он в этом был. Эрик пробовал все, начиная от цветов и заканчивая активными приставаниями. Его всегда отпихивали. Иногда, конечно, был какой-то успех, но временный. А сейчас.. Главное ничего лишнего не сделать.
- Пришел
Тихо так, с улыбкой и полным какого-то детского доверия в глазах. Вот что у датчанина получалось, так это говорить тупые вещи и при этом выглядеть в какой-то степени милым идиотом.

С легким таким, совершенно привычным и понятным чувством интереса, Дания коснулся, всего лишь коснулся Кетиля. Руки у него казались холодными, хотя это было очень приятно. Подавив в себе желание вздохнуть и показаться нерешительным уебаном, датчанин взял Норвегию за руки. Фабер, разумеется, подметил, что норг таки улыбался ему, и это во истину радовало, однако потом улыбка сменилась на обычное, прохладное, нордическое состояние, какое Дан наблюдал каждый день.
"Старший брат". Возможно где-то в глубине, малая часть хорошего Фабера, материла большую часть плохого, так как такое активное приставание к младшему брату это, по многим меркам, (а может даже и по всем), ужасно. Ну да, ужасно, но что с того? Если нравится, почему не делать этого? Когда Норвегия называл его именно так, то в голове, черт подери, что-то щелкало, и на несколько минут просыпалось отвратительное честное чувство, называемое совестью, однако потом всплывала дикая тяга.
Лечь рядом, не поддаться тупой привычке обнимать, и приложить холодную руку Норвегии к своей щеке - вот что было в планах датчанина. Планы были исполнены, аккуратно, без лишних фраз и взглядов. Поцеловать запястье будет настойчиво, да и никто не гарантирует, что Кетиль не ударит в ответ Данию этим самым запястьем в нос. Таким образом осталось только одно - спросить.
- Yngebror, kan jeg...
Договорить это не получилось, так как Дания просто заткнулся. Не то чтобы он боялся, вовсе нет. Просто не хотелось договаривать. Да и вообще, с чего это он будет спрашивать? Что вообще он делает? Что за странная робость, это не его качество. Из-за подобных доводов Фабер и исполнил свое желание, перемешанное с грязными пошлыми фетишами, относительно норвежца.
- М... холодные такие руки у тебя...
Нахальным и весьма довольным голосом, будто бы ничего запретного Дания и не сделал. Да разве тут был какой-то запрет? Уж явно не для него.

Отредактировано Erik Faber (2010-10-27 14:41:18)

Чего хотелось Фаберу? Возможно ласки, но этот ответ был спрятан далеко внутри. Внешне казалось, что это всего лишь игра. Такая вот игра с Норвегией. После своеобразного удара, который не был болезненным или неприятным, зато являлся истолкованным и почти правильно понятым, датчанин смиренно прикрыл веки и устало, даже несколько вымученно улыбнулся.
- Я тебя не понимаю, младший брат.
Почти шепотом, хрипло-взрослым голосом заданный вопрос, казалось, был сказан не Данией. Серьезно и спокойно - разве это похоже на Дана? Скорее уж на Бервальда, которого он, откровенно говоря, ненавидел абсолютно за все. Так странно было чувствовать что-то по отношению к Норвегии. Кетиль одновременно и притягивал к себе и отталкивал. Вообще Эрик не совсем понимал, что чувствует. Тут был ненормальный интерес, странное, словно намагниченное влечение, желание ощущать какие-то прикосновения холодных рук и, самое главное, дурацкая, почти взрослая симпатия, которая была несвойственна такому долболобу-викингу.
Разве не хотелось ему секунду назад прижаться к Норвегии? Точнее, учитывая его рост, прижать к себе? Хотелось. Мог ли он это сделать? Мог, но если бы сделал, это бы не понравилось самому Кетилю. В конце концов в голову пришла только одна мысль, достойная исполнения, так как все остальные были просто неприемлемы. Они же братья, верно? Так почему бы не обняться? Брат же может обнять брата и в этом ничего такого не будет. Разве что, если повезет, датчанин опустит голову и постарается незаметно поцеловать норвежца в шею, но от этой мысли, черт подери, начинают краснеть щеки, так что лучше пока не зацикливаться ни на чем таком.
- Можно мне хотя бы обнять тебя? Ничего пошлого же в этом нет
Снова странно спокойным, почти взрослым голосом, с весьма вежливым, (если, конечно, вежливость в Дане была хоть какая-то), взглядом.

Прижимать было нельзя, так что Дания решил обойтись самым что ни на есть аккуратным, вежливым и ненавязчивым жестом. Он, с долей некоторой нежности и обходительности, обнял норга одной рукой за спину, так чтобы не сильно приближаться и не прижимать к себе. Собственно, соблазн к такому действию был только один - попытаться прикоснуться к спине Кетиля, а именно к лопаткам. О-да, Фабер с ума сходил, когда думал о том, что можно притронуться к нежным, аккуратным лопаткам на спине Норвегии. У самого-то они явно были иными.
Решив не портить столь редкую возможность обнимать Кетиля, Эрик только вздохнул, затыкая в себе желание стиснуть норвежца в объятьях и, навалившись, уснуть с ним рядом. Вместо подобного «варварства» он решил совершить другое, более нежное, что ли деяние. Гладить. Именно водить кончиками пальцев по спине Сигурдссона, едва касаясь одежды и оставлять такую странную, свойственную Дану дрожь.
Едва заметная полуулыбка появилась на лице датчанина. Та самая, которую надо было спрятать, иначе бы Нор подумал, что Дания опять фантазирует какие-либо пошлости. На самом деле он думал о том, как приятно было бы пройтись руками по холодной светлой коже Кетиля, оставить парочку поцелуев на лопатках и, разумеется на плечах, но это уже вышло бы за рамки дозволенного, а потому, было, увы, неисполнимым.

Как и думал - нихрена. Именно такого плана мысль зависла в голове, и Фабер, уже не думая о том, что что-то можно наладить обратно, вздохнул.
- Знаю, что глупый. Извини.
Что можно было еще сказать? Ничего. Следовало только извиниться, что само по себе было не сложно, ведь Дании было без разницы, виноват он или нет, главное сказать это простое слово, и показать тем самым какое-то уважение. Что же, Дания, как обычно, все испортил, так что придется теперь утешить себя чем-то другим. Например гаммелем, или же черной смертью, или, на худой конец, туборгом, который, по расчетам датчанина, был везде. Можно бы, конечно, пойти пострадать и посмотреть футбол, но это будет весьма неинтересно, учитывая то, что Фабер не знает где и что. А можно склеить какую-нибудь девицу в баре, напиться с нею до беспамятства и затащить в каюту, собственно после чего провести весело время.
От подобной мысли было и тошно и весело одновременно, так что Эрик, совершенно неосознанно, таки прижал Норвегию. Осознав секунду спустя, что он делает что-то, за что явно сейчас получит по "ну очень веселым местам", Фабер начал приступать к тактике, которую изобрел когда-то в детстве и вообще прибегал к ней только в крайнем случае
- Сейчас отстану и уйду, обещаю. Хотя бы минуту не отталкивай меня, Нор.
Разумеется, если бы дело касалось кого-то другого, к примеру, того же Бервальда, он бы никогда не ушел. Даже бы не спросил, а напротив, удостоил бы шведа какой-нибудь наглой фразой или, чего доброго, и вовсе бы хватанул того за плечо и оставил бы синяк. Но только не с Норвегией. Не в этот раз, во всяком случае.

Удивлению не было предела. Ему позволили обнять Норвегию. Офигеть, конечно, что уж тут сказать. Именно это было странно, то, что норг не отпихнулся и вообще спокойно себя ведет. Ну, что уж теперь мелочиться? Можно же аккуратно опустить голову и уткнуться носом в плечо Кетиля. В этом нет ничего ужасного и отвратительного, верно?
Исполнив столь не сложный номер, Дания задумался. Он дышал очень тихо, приглушенно, прямо в холодное плечо норвежца, и, незаметно для самого себя начинал успокаиваться, проваливаться в сонное состояние, из которого надо было вылезти во что бы то ни стало. Еще секунду. Еще секунду и надо отстраняться. Из-за подобной мысли Дания не шевелился. Главное было не нарушить подобную идиллию какой-то глупостью. Черт подери, Фабер же знает, что отстраниться сам сможет, но с большим трудом. Значит надо услышать что-то, что заставит его уйти. В ситуации с Норвегией это будет не сложно, так как обычно норг так и прогоняет Дана.
Незаметно так, весьма аккуратно и быстро, Эрик поцеловал плечо Сигурдссона, а потом зажмурился. Вот, сейчас он обязательно услышит что-то на типе "отвали" или "не много ли ты себе позволяешь?". Услышит и уйдет. Так, наверное, было бы правильно. Хотя, кто вообще скажет, что правильного в том, что старший брат питает к младшему какую-то ненормальную симпатию, границы которой мерятся около желания опекать или же вовсе нежничать. Верно, нормального тут мало, а потому, быстро и тихо был задан очередной вопрос, скорее уж больше похожий на утверждение очевидного.
- У тебя на сегодня планы есть, ведь верно?

Таки отвалив от Норвегии, отстранившись и после размяв позвонки на шее, датчанин бросил неодобрительный взгляд на дверь в каюту, подумывая о том, что пора бы уже отчаливать. Как никак дурная голова ногам покоя не дает, так что Фабер непременно попрется сейчас в какой-нибудь бар, напиваться и развлекаться. Почему бы нет? Играть с Норвегией на своих же нервах уже надоело, да и устал он от этого, так что надо было как-то прекратить некие душевные стенания.
Поднявшись с кровати и скинув с себя любимое черное пальто, Дания поправил воротник рубашки. Он уже хотел пойти к выходу, однако вспомнил, что в кармане осталась карточка. Не допустит же он того поворота событий, который предусматривает ночевку в коридоре, верно? Норг же не пустит его в каюту, если тому предоставится хоть малейшая возможность избавиться от Эрика, а ночевать под дверью он ни за что не станет. Уж лучше сразу с чувством достоинства и обиды потащиться в каюту к кому-то еще.
Достав карточку и сунув ее в карман брюк, Фабер еще секунду колебался, смотря на Кетиля. В конечном итоге все обернется либо тем, что брат выползет из номера и услышит крики на весь лайнер. Это будет пьяный Дания, который либо дерется с Бервальдом, либо бесстыдно поет на пару с Пруссией. А может он сделает все иначе. Может Эрик просто напьется и будет лежать где-нибудь в тишине и думать. Он часто думает так один, и это доставляет ему сладкое такое, давно знакомое чувство покинутости. Думать и думать, вгоняя себя в тупое отчаяние, а потом вновь напиваться, а на утро все забыть. А можно было бы еще подцепить какую-нибудь красивую испанку. О-да, испанки это что-то. Как эти испанки страстно вскрикивают, когда их хватаешь и тискаешь на коленях! Вспомнив об этом Дан невольно улыбнулся и совершенно инстинктивно облизнулся. Вот как он скрасит это прохладное, совершенно наскучившее одиночество. Хотя, есть еще вариант поискать шведа и прижать того к стене где-нибудь. Но это уже чревато последствиями и посещением медицинского пункта. Хотя, ради того, чтобы лишний раз украсить строгое лицо Бервальда синяками можно было бы и потерпеть. Что еще осталось? Можно поискать какого-нибудь неудачника в баре и спровоцировать поиграть в покер. Вот что-что, а мухлевать Дания просто шикарно умел. Как он играл в азартные игры! Это же целое искусство было. Не исключался вариант поиграть с Иваном в русскую рулетку, но это же быстро наскучит. Решено, ограничится Дания пока баром и хорошей порцией спиртного, а там уж как получится.